|
|
Говорят, рожденным в этот год были свойственны изворотливость. тщеславие, дипломатичность, жадность |
Если в этом году с вашими предками произошло какое-то знаменательное событие, кто-то из них родился или умер, вы можете разместить сведения об этом в разделах "А тем временем"..., "В этом году появятся на свет...", "В этом году умрут...". Для этого пришлите сообщение на адрес ludmilla@vgd.ru с текстом сообщения и с сабджектом в виде номера года.
ПЕРИОД С 1812 ПО 1815 ГОД ХАРАКТЕРИЗУЕТСЯ УЧАСТИЕМ ВСЕЙ СТРАНЫ В НАПОЛЕОНОВСКИХ ВОЙНАХ.
А ДРЕВО ЖИЗНИ ПЫШНО ЗЕЛЕНЕЕТ
Открыт Никитский ботанический сад в Крыму.
ПАТРИОТЫ
Прямые пожертвования денег гражданами на продолжение войны превысят в этом году 100 миллионов рублей.
ЛИТЕРАТОРЫ
ГРЕЧ Н. И. начал издавать в Петербурге исторический, политический и литературный журнал.
ЗАЧЕМ НУЖЕН ВОЕННЫЙ МИНИСТР?
Для военного времени издано «Учреждение об управлении большою действующею армиею» (оно продолжит действовать и в мирное время). За военным министром осталось только заведывание хозяйственной частью; он подчинен начальнику главного штаба Его Императорского Величества.
ФЕВРАЛЬ, МАРТ. НАЧАЛО
Неизбежность войны с Наполеоном очевидна. Русские войска двинулись к государственным границам. 12 февраля заключен франко-прусский союзный договор. В конце февраля тронулся в путь лейб-гвардии гусарский полк, расположенный в Царском Селе, лицеисты его провожали. 2 марта заключен франко-австрийский союз. 9 марта по царскосельскому шоссе прошел прославленный гвардейский Семеновский полк. 24 марта подписан русско-шведский договор.
АПРЕЛЬ. ЧЕМ ПЛАТИТЬ ЗА ФУРАЖ
В апреле МИНИСТР ФИНАНСОВ ГУРЬЕВ предложил фураж и продовольствие войск брать при помощи реквизиций и взамен взятых припасов выдавать населению особые квитанции с определенным сроком уплаты. (Расчеты по этим «облигациям» потом так растянутся, что не будут кончены и к концу царствования Александра.)
МАЙ
Наполеон в Дрездене, Александр в Вильне.
Россия заканчивает другую войну. Из захваченных в Дагестане селений образовано Кюринское ханство и отдано в управление, на ханских правах, но под верховной властью русского государя, Аслан-беку, племяннику и непримиримому врагу побежденного Сурхая. Сурхай, изъявивший было покорность, вскоре бежал в Тавриз искать заступничества Персии.
Бухарестским миром закончилась война России с Турцией. Россия приобрела Бессарабию. К этому привел ряд удачных операций КУТУЗОВА, тем не менее он в немилости. Император требовал заключить с турками наступательный и оборонительный союз или, по крайней мере, обеспечить прохождение русских войск через турецкие владения к иллирийским землям Наполеона. Но Кутузов считает, что война с Францией будет оборонительной, а не наступательной.
Заключен секретный австро-русский договор.
ИЮНЬ
Союзные войска перешли Неман, форсировали Вилию. У России ничто не готово для войны. Общего плана действий нет. Армия разделена натрое: первая под начальством БАРКЛАЯ ДЕ ТОЛЛИ, вторая – БАГРАТИОНА и третья – ТОРМАСОВА. Государь находится при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. При нем штаб императорской главной квартиры и без должности АРАКЧЕЕВ, граф БЕНИГСЕН, великий князь цесаревич КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ, граф РУМЯНЦЕВ, ШТЕЙН – бывший прусский министр, АРМФЕЛЬД – шведский генерал, ПФУЛЬ – главный составитель плана кампании, генерал-лейтенант ПАУЛУЧИ – сардинский выходец и многие другие. Часто неясно от кого исходит приказание и нужно ли исполнять его.
Французы вступили в Вильну. Польские помещики, державшие сторону России, выехали из города. Польская партия приняла Наполеона восторженно.
ИЮЛЬ
ЕРМОЛОВ А. П., 1777 Г. Р., назначен начальником штаба 1-й Западной армии.
Объявлено о наборе в ополчение для пополнения русской армии.
Оставлен Витебск.
Графу КУТУЗОВУ, самому старому генералу в России, пожаловали княжеское достоинство.
АВГУСТ
Оставлен Смоленск. Комитет из САЛТЫКОВА, АРАКЧЕЕВА, ВЯЗЬМИТИНОВА, ЛОПУХИНА И КОЧУБЕЯ предложил назначить Кутузова главнокомандующим, что в тот же день и сделано. БАРКЛАЙ ДЕ ТОЛЛИ обвинен в том, что открыл французам путь к Москве. После назначения, выходя из дверей императора, КУТУЗОВ вспомнил, что у него ни полушки нет денег на дорогу, воротился и сказал о том. Государь пожаловал ему десять тысяч рублей. МАДАМ ДЕ СТАЛЬ видела Кутузова накануне его отъезда. Он показался ей старцем весьма любезного обхождения, в лице которого много жизни, несмотря на отсутствие одного глаза и множество ран, полученных в течение пятидесяти лет военной службы. Перед отъездом Кутузов отправился помолиться в церковь Казанской Божией Матери.
Бородинское сражение.
СЕНТЯБРЬ
Кутузов отдал приказ об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу. Самая большая давка происходила на Каменном, Москворецком и Яузском мостах. Солдаты бегали в город грабить.
Передовые отряды французов вошли в Москву.
В Орел доставлена первая партия раненых пленных французских солдат и офицеров – пять тысяч человек.
ОКТЯБРЬ
После битвы под Малоярославцем наполеоновская армия отступает по опустошенной Смоленской дороге. Партизанских отрядов сотни. Всем ясно, что можно предпринимать с французами и чего нельзя. Многие считают, что возможно все.
НОЯБРЬ
Переход через Березину. Бедствия французов впечатляют. Прорваны мосты, толпа под влиянием силы инерции бежала вперед, в мерзлую воду.
Кутузов в опале за слабые успехи войск и медленность движения. В конце месяца въехал в Вильно, где два раза за свою службу был губернатором, погрузился в ровную привычную жизнь, остановил большую часть войска.
В Тамбовской области после сильной оттепели 8 ноября сошел снег, опять зачернела земля на полях.
ДЕКАБРЬ
Александр основал Библейское общество, отделение великобританского библейского общества. В этом году император впервые прочитал Евангелие. С этого года при Александре постоянно находится Евангелие, и он часто гадает по нему, наугад открывая страницы. Вскоре во главе его встанет обер-прокурор Синода князь А. Н. ГОЛИЦЫН, друг юности Александра, бывший когда-то вольнодумцем. После этого губернаторы поспешат сделаться учредителями таких обществ по всей России. Священные книги на русский язык переведут, но главная цель фактически другая – распространять религиозные идеи в среде чиновничества. Нередко эти общества будут способствовать распространению грамотности.
Государь со свитой приехал в Вильну. Общался с Кутузовым, выражал недовольство.
Подписано соглашение о нейтралитете между Россией и Пруссией.
В Пензе начались крестьянские волнения – крестьяне уверены в скорой отмене крепостного права.
В день Рождества Христова император издал манифест, в котором сказано, что в память освобождения Москвы от неприятеля будет воздвигнут храм во имя Христа Спасителя.
СУДЬБА ЧУДОТВОРНОЙ СВЯТЫНИ
Знамя Минина и Пожарского хранилось в деревне между Ярославлем и Нижним. Когда понадобилось подогреть энтузиазм солдат, эту хоругвь послали в армию, причем торжественно обещали ее хранителям, что по миновании надобности она будет возвращена. Однако после победы знамя будет помещено в московский Кремль на хранение, а обманутым крестьянам дадут копию чудотворной святыни, причем снисходительно объяснят, что копия в точности соответствует оригиналу.
ЧТО ПРОИСХОДИЛО В МОСКВЕ. ФЕНИКС
В начале июля в Москве распространялись все более тревожные слухи о ходе войны. Как бы ожидая чего-то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе. Говорили, что Государь едет в Москву потому что армия в опасности, Смоленск сдан, у Наполеона миллион войска, и только чудо может спасти Россию.
В августе из Москвы выезжали Римские-Корсаковы. Ехали в четырехместной карете. Образа оставили в сундуке, денег у них налицо было всего 1000 рублей ассигнациями и всего один фунт чаю – более в доме не оказалось, а купить было уже негде. Вещи решили в деревню не отправлять – если Москва не уцелеет, как уцелеть деревне в сорока верстах? В самый разгар отъезда послали в приход за священником, отслужили напутственный молебен с водосвятием.
Всю ночь с 1 на 2 сентября Ростопчин отдавал приказания. Одно из приказаний – выпустить сумасшедших в городе. Кроме того Ростопчин поджег свое подмосковное имение.
К девяти утра 2 сентября, когда войска двинулись через Москву, за приказаниями перестали приходить – все двигалось само собой. К десяти утра в Дорогомиловском предместье оставались только войска арьегарда.
В среднем сословии распространились слухи, что якобы скоро должны прибыть вспомогательные английские войска. Что Москву отдадут без кровопролитной битвы никто не верил.
Тотчас по вступлении в Москву Наполеон приказал следить за передвижениями русской армии и найти Кутузова, для чего разослал корпуса по разным дорогам. Он распорядился укрепить Кремль, сделал план будущей кампании по всей карте России. Тотчас после пожаров велено найти виновных и казнить их. Москве дарована конституция и учрежден муниципалитет. Войскам предписано поочередно ходить в Москву для заготовления провианта. Приказано возобновить служение в церквах. Беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей, посетил Воспитательный дом и велел выдать жалование своим войскам русскими, сделанными им фальшивыми деньгами. Пособия бумажными деньгами выданы погоревшим. Беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.
В месяц спокойной стоянки русских под Тарутиным и грабежа французов в Москве изменилось соотношение сил. После казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы. Учреждение муниципалитета принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в нем. Служба в церквях не возобновилась. Учрежденные театры тотчас закрылись. Фальшивые и нефальшивые ассигнации наводняли Москву и не имели цены. Грабежи продолжались, разбивались даже погреба и магазины, приготовленные для армии. Продавалось только награбленное. Наполеон прислал Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Во время похода Наполеон вез в обозе свою парадную статую из белого мрамора во весь рост и в парадном мундире работы французского скульптора Дени Антуана Шодэ. При отступлении из Москвы скульптура забыта, с тех пор и хранилась в Кремле. Потом она попадет в музей «Бородинская панорама».
В доме Баташова располагался штаб маршала Мюрата, что и спасло здание от пожара. Строил его в XVIII веке не то крепостной архитектор М. Кисельников, не то В. Баженов.
Не горела и улица Кузнецкий мост, так как охранялась отрядом наполеоновской гвардии. На улице было много магазинов, в основном они принадлежали французам.
В 1812 г часть лип на Тверском бульваре была срублена французами на топливо, а на остальных деревьях и на фонарях были повешены жители, заподозренные французами в поджоге домов.
Когда французы покидали Москву, Наполеон приказал взорвать колокольню Ивана Великого. Взрывом были разрушены пристройки, взрывной волной сорвало крест, но сама колокольня уцелела. В этом москвичи видели счастливый знак.
Все деревянные лавки Охотного ряда сгорели. После этого будут строить каменные здания, где на первых этажах были лавки и склады, под ними погреба, а во вторых и третьих этажах – жилье.
Через неделю после ухода французов в Москве уже пятнадцать тысяч жителей, через две – двадцать пять. Первыми в Москву вступили казаки отряда Венценроде, мужики из соседних деревень и скрывавшиеся в окрестностях жители. Они продолжали грабить. Обозы мужиков увозили по деревням все брошенное по разоренным домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки. Хозяева домов переносили к себе все, что находили в других домах. Грабителей становилось все больше и грабеж все труднее. С разных сторон приливал самый разнообразный народ. Через неделю мужика, приехавшего с пустыми подводами за вещами, принуждали вывозить из города мертвые тела. Другие, прослышав про это, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном и сбивали цену. Артели плотников, надеясь на заработки, входили в Москву каждый день. Купцы открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу.
А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ...
- БЭР К. М. определился медиком в отряд русской армии, стоящий под Ригой. С отступлением армии Наполеона он вернется в Дерпт.
- ВИТГЕНШТЕЙН П. Х. - командир 1-го пехотного корпуса, прикрывающего Петербург.
- ВЕЙМЕР МАРЕГРИ-ЖОЗЕФИН приезжала в Россию во второй раз. В Москве и Петербурге она выступала в ролях Федры, Клитемнестры, Семирамиды, Меропы. В Москве она выступала на сцене Арбатского театра. В свете говорили об интимной связи актрисы с Наполеоном.
- ВЯЗЕМСКИЙ П. А., отправив жену и первого сына в Вологду, вступил в Московское ополчение. В Бородинском сражении под ним убьет двух лошадей. За это сражение он получит орден святого Станислава 4-й степени, но в армии после потери Москвы не останется.
- ГРИБОЕДОВ А. С. поступил корнетом в Салтыковский кавалерийский полк. Помещение для него, как и для других войск народного ополчения, выделено в Хамовнических казармах.
- ДИБИЧ И. И., 1785 г.р., за умелое руководство корпусом в битве под селом Клястицы против корпуса маршала Франции Николы Удино, рвавшегося в Санкт-Петербург, награжден орденом Святого Георгия 3-й степени.
- ДМИТРИЕВ-МАМОНОВ МАТВЕЙ, граф, пожертвовал все свое состояние на алтарь победы. Государь приказал поблагодарить графа за усердие и значительное пожертвование, но признал полезнее предложить ему составить конный полк. Это он и сделает. За ревностную службу и отличия при Тарутине и Малоярославце он будет награжден золотой саблей с надписью "За храбрость", пожалован чином генерал-майора. Полк примет участие в заграничном походе русской армии, дойдет почти до Парижа.
- ЖУКОВСКИЙ В. А. вступил добровольцем в действующую армию, став ратником московского дворянского ополчения. Он будет в штабе Кутузова в день Бородинского сражения.
- ИЛОВАЙСКИЙ 4-Й И. Д., генерал-майор, участник сражения на Кинбурнской косе и штурма Измаила командовал казачьими полками в армии Багратиона. Изгнал из Москвы отряд маршала Мартье, помешав осуществить полное разрушение города.
- КОНОВАЛОВ ПЕТР КУЗЬМИЧ, 1781 г. р., крепостной их Костромской губернии, старовер строгих правил, завел собственную мастерскую по изготовлению цветных ситцев и основы хлопчатобумажной пряжи. При этом он и сам продолжает ткать на дому.
- МОРКОВ ИРАКЛИЙ ИВАНОВИЧ, 1750 г. р. командует Московским ополчением.
- ПАСКЕВИЧ ИВАН ФЕДОРОВИЧ, 1782 г.р. получил два первых ордена Святого Георгия (4-й и 3-й степеней) буквально друг за другом во время русско-турецкой войны 1806-1812 годов: сначала за героизм, проявленный у мыса Галатобург, когда русские воины в рукопашной схватке выбили противника с высоты, затем - в бою за тот же мыс Галатобург, когда горстка русских под его руководством отразила атаки превосходящих сил противника.
- ПОЛТОРАЦКУЮ АННУ ПЕТРОВНУ увезли от дедушки в Полтавскую губернию.
- ЛАЖЕЧНИКОВ ИВАН ИВАНОВИЧ, 1792 г. р., против воли родителей поступил в ополчение, участвовал в деле под Бриенном и взятии Парижа, позже будет адъютантом при ОСТЕРМАНЕ-ТОЛСТОМ.
- СПЕРАНСКИЙ М. М., 1772 г. р., призван к императору, обвинен в своеволии, по возвращении домой усажен в кибитку и отправлен в Казань, потом в Пермь, а далее губернатором в Сибирь. Вина Сперанского состояла в том, что он через одного чиновника из министерства иностранных дел получал копии всех важнейших секретных бумаг, хотя мог получать их официально испросив на это официальное разрешение.
- РОСТОПЧИНА ФЕДОРА ВАСИЛЬЕВИЧА вызвали из его имения Вороново и назначили московским генерал-губернатором. Его жена, графиня ЕКАТЕРИНА ПЕТРОВНА, урожденная ПРОТАСОВА, - племянница известной в свое время камер-фрейлины АННЫ СТЕПАНОВНЫ ПРОТАСОВОЙ, приятельницы императрицы Екатерины, которая ее с ее четырьмя племянницами пожаловала графским титулом. Графиня Екатерина Петровна Ростопчина очень нехороша собой: высокая, худая, лицо как у лошади, большие глаза, большой нос, рот до ушей, а уши вершка по полтора. Платье она носит все больше темное или черное, по-русски говорит плохо, но зато по-французски как природная француженка.
- ТОЛСТОЙ ФЕДОР ИВАНОВИЧ, граф, поступил на службу в качестве ратника московского ополчения. На войне он вернул себе чин и ордена и безумной храбростью заслужил Георгия 4-й степени. При Бородине он тяжело ранен в ногу.
- ТОРМАСОВ А. П., 1752 г. р., в начале года командовал третьей армией.
- ТУЧКОВ П. А., 1775 г. р., после Смоленского сражения своими действиями обеспечил отход 1-й армии. Тяжело ранен и взят в плен.
- ЩЕДРИН СИЛЬВЕСТР ФЕДОСЕЕВИЧ, 1791 г. р., сын профессора Академии, скульптора, получил золотую медаль за картину "Приморский город или селение вдали, а на первом плане стадо рогатого скота".
- ФИЛАРЕТ стал ректором Петербургской духовной академии и профессором теологии. В миру он был ВАСИЛИЕМ ДРОЗДОВЫМ.
В ЭТОМ ГОДУ ПОЯВЯТСЯ НА СВЕТ:
- АННЕНКОВ ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВИЧ, будущий литературный критик, мемуарист, историк литературы. Он умрет в 1887 году;
- БАКУНИНА ЕКАТЕРИНА МИХАЙЛОВНА, внучатная племянница Ивана Логвиновича Голенищева-Кутузова. Она умрет в 1894 году.
- ГЕРЦЕН АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ, будущий философ, писатель, педагог, незаконный сын богатого и знатного русского помещика И. Я. Яковлева. Отец будет обожать своего сына-малыша, но позже стал охладеет к нему; мальчик рано сознает двусмысленность своего положения, как "незаконного" сына. Под влиянием французской литературы в библиотеке отца, он рано склонится к политическому и социальному радикализму. Он умрет в 1870 году;
- ГОНЧАРОВА НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА, будущая жена Пушкина в имении Загряжских Кариане (Знаменском) Тамбовской губернии. Она умрет в 1863 году;
- ГРОТ ЯКОВ КАРЛОВИЧ, будущий филолог. Он умрет в 1893 году;
- ПАНАЕВ ИВАН ИВАНОВИЧ, будущий писатель, журналист, издатель. Он умрет в 1862 году.
В ЭТОМ ГОДУ УМРУТ:
- ПЛАВИЛЬЩИКОВ ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ, 1760 г. р., актер и драматург, выступавший в трагедиях, бытовой комедии и мещанской драме в московских и петербургских театрах.
В ЭТО ВРЕМЯ ГЕРОИ "ВОЙНЫ И МИРА"...
На 13 июня назначили обед, бал и катанье на лодках в загородном доме графа Бенигсена. Государь удостоил танца графиню Безухову. В двенадцать часов ночи она танцевала мазурку с Борисом Друбецким, оставившим жену в Москве. Государь вышел с генерал-адьютантом Балашевым в освещенный сад. Аракчеев проследовал шагах в двадцати. Когда нужно было менять дам, Борис выбежал за ними. Государь говорил:— Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле. Чтоб никто ничего не знал!
Государь еще около получаса пробыл на балу. Борис имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, ему известно, и через это поднялся выше в их мнении.
Возвратившись домой, Государь послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам, рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову и письмо к Наполеону: "...Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из-за недоразумения и согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее..."
Письмо повез Балашев в ночь с 13 на 14 июня и был непочтительно остановлен французскими кавалерийскими часовыми. Вместо быстрой встречи с Наполеоном он общался сначала с полковником, потом с Мюратом, неизвестно почему называемом неаполитанским королем, а потом был доставлен к маршалу Даву. Это был Аракчеев Наполеона — исправный, жестокий и умеющий выражать требовательность только жестокостью.
Даву нарочно ставил себя в мрачные условия жизни, чтобы иметь право быть мрачным, и всегда был занят. Когда Балашев зашел к нему в сарай крестьянской избы, Даву еще больше углубился в работу, потом коротко спросил:
— Где же ваш пакет? Дайте, я сам пошлю его императору... Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь вы должны делать то, что вам говорят. Вам будет оказано должное.
Через минуту Балашева провели в приготовленное для него помещение.
18 июня после уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества Балашева привезли в Вильну, занятую французами.
19 июня Наполеон удостоил его аудиенции в том самом доме, из которого отправлял его Александр.
— Я получил письмо императора Александра... Я не желаю и не желал войны, но меня вынудили к ней. Я и теперь готов принять все объяснения...
Балашеву что-то помешало передать слова Александра "пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской". Он говорил о начале переговоров, если французские войска отступят за Неман. Наполеон слушал, у него все сильнее дрожала левая нога. "Дрожание моей левой икры есть великий признак", — говорил Наполеон впоследствии. Он не обсуждал возможность мира, старался доказать свою правоту и силу и неправоту Александра и все более разгорался.
— Он нашел лучшим окружить себя моими врагами, они не годятся ни для войны, ни для мира. Уже неделя, как началась кампания, вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций... Я заброшу вас за Двину, за Днепр... А между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш Государь!.. Не удерживаю вас более, вы получите мое письмо.
После взрывов гнева Наполеона и последних сухих слов Балашев был уверен, что тот не захочет больше видеть оскорбленного посла и свидетеля непристойной горячности, но к удивлению своему был приглашен на обед. Император был очень весел и мил. Между прочим разговором он спрашивал о Москве, как любознательный путешественник о новом месте, которое собирается посетить.
— Сколько жителей в Москве, сколько домов? К чему такая бездна церквей? Большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа.
— В Испании тоже много церквей и монастырей, — ответил Балашев, намекая на недавнее поражение французов. Эту фразу впоследствии высоко оценили при дворе Александра, но не заметили за обедом Наполеона.
За кофе Наполеон был крайне доволен собой и обращался к Балашеву, как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению бывшего господина. Генерал всем своим видом показывал, что желал бы откланяться, но никто этого не замечал.
Балашев привез последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору и война началась.
***
Когда до Букарешта, где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки, дошла весть о войне с Наполеоном, Болконский попросил перевода в Западную армию. Кутузов, которому Болконский уже надоел своей охотой к работе и аккуратностью, весьма охотно отпустил его и дал поручение к Барклаю де Толли. По дороге Андрей заехал в Лысые Горы.
Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющая девушка в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы жизни. Француженка была также исполнена радостных надежд и кокетлива, только стала увереннее. Привезенный Андреем из Швейцарии воспитатель Десаль говорил по русски со слугами, но остался таким же ограниченно-умным, образованным, добродетельным и педантическим. Старый князь потерял один зуб сбоку, но нравственно остался тем же. Один только Николушка вырос и переменился. Члены семейства были разделены на два чуждых и враждебных лагеря. К одному принадлежали старый князь, француженка и архитектор, к другому — все остальные. Князь Андрей стеснял всех своим присутствием и с облегчением уехал. На прощание княжна Марья говорила ему о счастье прощать, а он отвечал, что это добродетель женщин и со злостью думал о Курагине.
Болконский въехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, при которой находился Государь, расположились в укрепленном лагере у Дриссы. Войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой. Все были недовольны общим ходом военных дел, но не предполагали, что война зайдет дальше западных польских губерний. Курагин был в Петербурге.
Первоначальный план борьбы с Наполеоном состоял в том, чтобы медленно отступая с главными силами, атаковать его фланги и тыл. Андрей вывел из военного опыта убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленные планы, а все зависит от того, как и кем ведется дело. За первые четыре дня Андрей объездил весь лагерь, старался вникнуть в характер управления армией и вывел для себя следующие понятия. Пфуль и его последователи, в основном немцы, верили, что есть наука войны с неизменными законами. Русские — Багратион, Ермолов и другие — требовали свободы от всяких наперед составленных планов. Придворные, в том числе Аракчеев, стремились примирить два первые направления. Четвертая партия боялась Наполеона, видела в нем силу, а в себе слабость. Ее самым видным представителем был цесаревич. Были еще приверженцы Барклая де Толли, приверженцы Бенигсена и люди, искренне обожающие Александра. Самую же большую партию составляли те, кто желал ни мира, ни войны, а наибольших для себя выгод и удовольствий и придавал запутанность и смутность всему делу. В то время, как Андрей приехал к армии появилась еще одна партия — людей старых, разумных, государственно опытных. Они говорили, что все дурное происходит от присутствия Государя при армии, и что единственный выход — его отъезд.
В пятый день князя Андрея и нескольких еще лиц пригласили явиться к Государю на квартиру Бенигсена в шесть вечера для беседы о возможных предстоящих затруднениях. В этот день получили ложное известие о новом движении Наполеона в обход Дрисского лагеря, созданного по плану Пфуля, могущем быть опасным для армии. В комнату мимо князя Андрея прошел взволнованный Пфуль, потом граф Бенигсен. Появился Государь, за которым, забывая приличия, следовал Паулучи, безостановочно говоря:
— Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь, то для него есть только два места — желтый дом или виселица...
В речах всех присутствующих, кроме Пфуля, выражался панический страх перед гением Наполеона. Пфуль был безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверен. Пфуль все кроме выведенной им теории облического движения считал бессмыслицей, варварством, безобразными столкновениями, которые и не могут быть названы войнами. В любви к теории он ненавидел всякую практику и видеть ее не хотел. Сейчас он принялся доказывать всем присутствующим, что затруднения могут происходить только от нарушения его планов. Князю Андрею он внушал невольное уважение своей преданностью идее.
Болконский молча слушал и думал: "Хорошему полководцу нужно отсутствие самых лучших человеческих качеств — любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что все, что он делает, очень важно. А заслуга в успехе принадлежит тому человеку, который в рядах закричит ура. И только там можно быть уверенным, что полезен".
На другой день на смотру Государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и тот попросил позволения служить в армии.
После совещания в Дрисском лагере план Пфуля был брошен. Все дело поручили Барклаю, но оставили при нем Бенигсена, великого князя и рой генерал-адъютантов для наблюдения. Барклай стоял за осторожность и боролся с наблюдателями. В Смоленске армии Багратиона и Барклая соединились, добавилась вражда между ними. Неожиданно произошло сражение, погибли тысячи с обеих сторон. Смоленск сожгли сами жители и поехали в Москву, разжигая ненависть.
***
Ростов, приехав из отпуска, был послан за ремонтом и из Малороссии привез отличных лошадей. В отсутствие его произвели в ротмистры, и когда полк поставили на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил эскадрон. Перед открытием кампании родители письмом известили его о болезни Наташи и ее разрыве с князем Андреем и просили выйти в отставку и ехать домой. Он и не пытался, родителям пообещал сделать все возможное, а Соне написал отдельно. "Обожаемый друг души моей... Перед открытием кампании я счел бы себя бесчестным, ежели бы предпочел счастие долгу и любви к отечеству... Верь, что тотчас после войны, ежели буду жив и все любим тобою, брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя навсегда к моей пламенной груди". Началась кампания, полк двинулся в Польшу, выдавали двойное жалование, распространилось возбужденно-веселое настроение, которое сопутствует началу войны. Ростов предавался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны. Под Свенцянами пришел приказ истребить провиант, который нельзя увезти с собой. Гусары прозвали эту стоянку "пьяный лагерь". Оттуда отступили до Дриссы и дальше, уже приближаясь к русским границам.
***
Получив известие о болезни Наташи, еще слабая графиня с Петей приехала в Москву. Все семейство перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом. Болезнь Наташи была так серьезна, что мысли о ее причинах перешли на второй план. Она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора ездили отдельно и консилиумами, не помогали, но удовлетворяли вечной человеческой потребности надежды на облегчение. Что бы делали Соня, графиня и граф, ежели бы не надо было соблюдать предписания докторов? И самой Наташе было радостно видеть, что для нее приносят так много жертв. Несмотря на большое количество проглоченных пилюль и отсутствие привычной деревенской жизни молодость брала свое. Горе Наташи затихало, она стала физически оправляться.
Наташа избегала балов, катанья, концертов, театра и ни разу не смеялась так, чтобы из-за смеха не слышны были слезы. Она не могла петь. Мешали слезы раскаяния, воспоминаний о невозвратном, чистом времени, слезы досады, что так задаром погубила она свою молодую жизнь. О кокетстве она и не думала, не приходилось даже воздерживаться. Ей отрадно было думать, что она хуже всех, кто только есть на свете. Ей было легко только с братом Петей, а из приезжавших она радовалась одному Пьеру. Не оттого, что Пьер был женат, а оттого, что чувствовала между собою и им силу нравственных преград, ей никогда в голову не приходило, чтобы из отношений с ним могла выйти не только любовь, но даже и нежная, поэтическая дружба.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам и предложила Наташе говеть. Несмотря на запрещение доктора, Наташа настояла на том, чтобы всю неделю не пропускать ни одной вечерни, обедни или заутрени. Она крестилась, кланялась и, ужасаясь перед своей мерзостью, просила Бога простить ее и помиловать. Графиня надеялась, что молитва поможет больше лекарств. Наташа испытывала новое чувство возможности исправления себя от пороков и новой счастливой жизни. В воскресение, вернувшись от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной.
***
Пьер любил Наташу и не собирался об этом никому говорить. Он все также ездил в общество, много пил, вел праздную и рассеянную жизнь просто чтобы проводить время. Когда Наташа стала поправляться, им овладело непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что должна измениться вся его жизнь и с нетерпением отыскивал во всем признаки приближающейся катастрофы.
Пьеру было открыто одним из братьев-масонов выведенное из Апокалипсиса пророчество относительно Наполеона. Наполеон — зверь, предсказанный в Апокалипсисе, предел его власти наступил в 1812 году, в котором императору минуло сорок два года. Пьер долго пытался так написать свое имя, чтобы сумма цифр, соответствующих буквам, равнялась шестистам шестидесяти шести. Это бы значило, что Наполеона победит он. В конце концов удалось. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhov — все это должно было созреть и вывести его из заколдованного ничтожного мира, привести к подвигу и великому счастью. Ему приходила мысль поступить на военную службу, но мешала принадлежность к масонскому обществу, которое проповедовало вечный мир. Теперь он решил, что его участие определено предвечно, поэтому не нужно предпринимать ничего.
11 июля был получен манифест, но еще не напечатан. Пьер обещал в воскресенье приехать к Ростовым обедать и читать манифест, который достанет у Ростопчина.
Заехав к Ростопчину, Пьер застал у него курьера из армии. Пьеру дали письмо от Николая Ростова к отцу, только что отпечатанное воззвание Государя и последние приказы по армии. Николая Ростова награждали Георгием четвертой степени, князя Болконского назначали командиром егерского полка.
Ростовы по обыкновению поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Там была вся знать московская. О Наташе шептались. Она знала, что хороша, но это не радовало ее. Когда Пьер приехал к Ростовым пораньше, чтобы застать их одних, Наташа пела и покраснела, увидев его.
— Граф, это дурно, что я пою?.. Я ничего не хотела бы делать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меня важны и как много для меня сделали... Болконский в России и опять служит. Как вы думаете, простит он меня когда-нибудь?.. Вы — другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека. Ежели бы вас не было тогда...
Слезы вдруг полились ей в глаза, она повернулась, запела и пошла опять ходить по зале. Из гостиной прибежал пятнадцатилетний Петя, чтобы узнать у своего тезки, примут ли его в гусары. Пьер не слушал его.
За обедом пили шампанское за здоровье нового георгиевского кавалера. Шиншин рассказывал городские новости о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что все ловят шпионов. Князь Голицын взял учителя и учится говорить по-русски, стало опасно говорить по-французски на улицах. После обеда Соня читала манифест. Граф слушал, закрыв глаза. Наташа глядела то на отца, то на Пьера. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения. Он видела только, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин сложил рот в улыбку и приготовился насмехаться. Пьера непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи привели в смущение и нерешительность. Он поторопился уехать и решил не бывать больше у Ростовых.
Пете родители решительно запретили идти в гусары, хотя Федя Оболенский моложе его, а идет. После обеда он ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали вид, что ничего не заметили, когда он вышел к чаю молчаливый и мрачный.
***
12 июля у Дриссы в ночь была сильная буря с дождем и грозой. Офицеры провели ночь в покинутой корчме, ухаживая за молоденькой женой полкового доктора и греясь у разломанной печки. Стаканов было всего три, а ложка только одна, но тем приятнее и веселее было пить чай. В третьем часу ночи еще никто не заснул, когда явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне. Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся. Теперь он выучился управлять душой перед опасностью, не думал о ней. Эскадрон вышел на левый фланг позиции, около часу простоял на одном месте, поднялся в гору и стало видно поле сражения. Французские драгуны преследовали наших улан. Ростов без приказания повел эскадрон вперед, не думая, руководствуясь чутьем, как на охоте. Драгуны повернули. Ростов, как волка, преследовал французского офицера, поднял саблю и ударил по руке выше локтя. Француз упал и запутался в стремени, а оживление Ростова пропало. Гусары со всех сторон возились с драгунами, брали их в плен, сажали их на лошадей и скакали назад. Приближалась французская пехота. Граф Остерман-Толстой обещал представить Государю о молодецком поступке Ростова и просить для него Георгиевский крест. Надо бы радоваться, но неясное чувство мучило Ростова, было неловко и совестно. "Так только-то и есть всего то, что называется геройством? И разве это я делал для отечества? И в чем он виноват? А как он испугался! За что мне убивать его? Ничего не понимаю!"
После этого происшествия Ростова выдвинули вперед, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.
13 июля в Москву приехал Государь. Несколько дворовых отпросились поглядеть на него. Пете решил тоже идти и прямо объявить какому-нибудь камергеру, что он, граф Ростов, несмотря на молодость желает служить отечеству. В Троицких воротах его так прижали к стене, что пришлось остановиться. Когда проехали все экипажи, толпа вынесла его на запруженную народом площадь. Со всех сторон закричали: "Ура!" Государь шел в Успенский собор. Петя неожиданно получил в бок такой удар, что потерял сознание. Поднял его какой-то дьячок:
— Барчонка задавили!
Во время службы толпа рассредоточилась, появились продавцы квасу, пряников, мака. Начались разговоры и шутки с девушками. На набережной застреляли пушки в ознаменование победы над турками, и толпа стремительно бросилась туда. Из собора вышли офицеры, генералы, камергеры. Толпа бросилась обратно. Появились еще четверо мужчин в мундирах и лентах. Петя так и не понял, кто из них Государь. Просто выбрал одного наугад и кричал ему "ура" неистовым голосом. Пообедав, Государь вышел на балкон, потом большая часть народа стала расходиться. Пете грустно было идти домой и знать, что наслаждение этого дня кончилось. Вернувшись, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, он убежит. На другой день граф Илья Андреевич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда-нибудь побезопаснее.
15 июля утром все дворяне в мундирах были в первой зале Слободского дворца, во второй — купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. Необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества, вызывало в Пьере ряд давно оставленных мыслей. Был прочтен манифест Государя, и все разбрелись, разговаривая. Пьер ходил и слушал говоривших о том, что выгоднее — набор или ополчение. Пьер сказал:
— Полагаю, прежде чем обсуждать эти вопросы, мы должны почтительнейше спросить у Государя сколько у нас войска, в каком положении армия и тогда...
За эти слова на него набросились все окружающие. Пьер хотел возражать, но чувствовал, что его просто не услышат. Его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Для одушевления толпы нужен ощутительный предмет любви и ненависти. Пьер сделался этим последним.
Вошел граф Растопчин.
— Государь император сейчас будет. Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя...
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. По широкому проходу между стеной дворян Государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство.
— Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества...
Потом Государь прошел в залу купечества, пробыл там около десяти минут и вышел со слезами умиления на глазах. Его сопровождали два купца и оба плакали, как дети:
— И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил, что жертвует тысячу человек и их содержание.
16 июля Государь уехал. Дворяне сняли мундиры, разместились по домам и клубам отдавали приказания управляющим об ополчении и удивлялись тому, что наделали.
19 июля с десяти утра до пяти вечера продолжалось сражение под Боярщиной, в 480 верстах от Петербурга. Армия французов уже понесла значительные потери. Почти везде, где они проходили, съестные припасы были вывезены или сожжены, деревни пусты. Скот, обозы со съестным и боевыми припасами были по большей части захвачены и уничтожены казаками, которые проскакивали мимо флангов. Места, предназначенные для приема раненых были слишком далеко. Госпитальные припасы и атека остались в Вильне, и главный аптекарь вместе с ней. Главнокомандующий был принужден вместо того, чтобы идти на Санкт-Петербург, отступить к Полоцку.
Элен, возвратившись вместе со двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении. В Петербурге она пользовалась покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве, в Вильне же сблизилась с молодым иностранным принцем. Задача была сохранить близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного. Как истинно великий человек она не скрывала свои поступки, а поставила себя в положение правоты, в которую искренне верила. На первые же упреки обоих она сказала одно и то же:
— Вот эгоизм и жестокость мужчин! Какое вы имеете право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах?.. Женитесь на мне, и я буду вашею рабою... Я никогда не была женою своего мужа, я была принесена в жертву... Законы, религия... На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого!
И молодой, и старик были поражены предложением выйти замуж от живого мужа, но непоколебимая уверенность Элен подействовала на обоих. С простотой и добродушной наивностью она рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц, и вельможа, а она любит обоих и боится огорчить того и другого. В обществе обсуждался вопрос не о том, в какой степени это возможно, а только о том, какая партия выгоднее, и как двор посмотрит на это. Лучший совет дал Билибин:
— Если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. А если выйти замуж за старого графа, то вы составите счастье последних дней его, и потом... принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи. Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? Согласится ли он?
— Ах! Он меня так любит! Он для меня на все готов!
Мать Элен советовалась с русским священником, и он сказал ей, что развод и вступление в брак при живом муже невозможны. Элен вступила в католическую церковь, носила белое платье с белыми лентами, но, прежде чем давать деньги в пользу иезуитских учреждений, настаивала, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. Дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но ее руководители делали затруднения только потому, что опасались, как светская власть посмотрит на это дело.
За июль старый князь заложил новый сад и новый корпус, строения для дворовых. Он мало спал и каждый день менял место ночлегов. Одним из любимых его занятий было разбирать бумаги, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.
К старому князю Болконскому пришло письмо от сына с описанием всей кампании, с планом и советом ехать в Москву. Старый князь предупреждения не заметил. Десаль посоветовал княжне написать губернатору в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и мере опасности.
4 августа губернатор Смоленска дал совет ехать в Москву. Жители покидали город, Наполеон обстреливал его из ста тридцати орудий. К сумеркам канонада стихла, начались пожары. Князь Андрей написал отцу: "Смоленск сдают. Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте..."
Ночью Смоленск пал. дымящиеся развалины домов, лежащие вперемешку трупы своих и врагов.
От Смоленска войска продолжали отступать, неприятель шел вслед. Жара и засуха стояли более трех недель. Хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Приходя к деревне, все бросались к колодцам и выпивали воду до грязи. Князь Андрей командовал полком, был предан его делам, заботлив о людях и офицерах. Прошедшее отталкивало его.
10 августа князь Андрей проходил по большой дороге мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Два дня назад он получил известие, что сын, отец и сестра уехали в Москву. Все ценное и дорогое отвезли в Богучарово. Хлеб вывезен. Мужики разорены. Во втором часу дня войска проходили через плотину. Пруд с хохотом и гиком заполнили солдатские белые тела. Пушечное мясо. Князь вздрогнул от отвращения и ужаса.
Французы приближались к Москве, искали сражения, но русские не принимали его. На переходе от Вязьмы к Цареву-Займищу Наполеон решил сам допросить пленного. Это был крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка. Он накануне напился пьяный, оставил барина без обеда, был высечен и отправлен в деревню за курами, где его и взяли в плен. Этот грубый, наглый лакей видал всякие виды, считал долгом делать все с подлостью и хитростью и сослужить любую службу барину, хоть и Наполеону. Он пересказывал все, что говорилось между денщиками, веселил барина, льстил ему, изображал восторг, и вскоре был отпущен. К вечеру он нашел Николая Ростова.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал ее брат. Десаля и Николушку старый князь отправил в Москву, сам решил защищать Лысые Горы, дочь осталась с ним, вопреки его желанию. На другой день с ним случился удар правой стороны. Княжна перевезла его в Богучарово, в новый, построенный Андреем, дом. Три недели старик был в беспамятстве, не переставая бормотал и страдал физически и нравственно. Надежды на исцеление не было. Марья день и ночь следила за ним с надеждой найти признаки не облегчения, а приближения к концу. Мысли о свободной жизни без вечного страха, о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, носились в ее воображении. Она пыталась молиться, но не могла. Приближались французы.
11 августа французы атаковали русских под Полоцком, атака возобновлялась несколько раз, но результат все не было.
15 августа княжна решилась ехать, в этот день князю стало лучше, он впервые заговорил.
— Спасибо тебе, дочь, дружок... Прости... Погибла Россия!..
Он говорил о сыне, о войне, о Государе, стал возвышать голос, и с ним сделался второй и последний удар. Он умер.
Богучаровские мужики были работящи, но дики. Между ними всегда ходили неясные толки о новой вере, перечислении всех в казаки, царских листах каких-то. Двадцать лет назад они вдруг двинулись переселяться на какие-то теплые реки. Многие были наказаны, многие умерли или вернулись. Движение затихло само собой. Слухи о войне и Бонапарте соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле. Они не бежали от французов, а даже получали от них какие-то бумаги. Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон. Во все время службы он ни разу не был пьян, не болел, никогда не выказывал ни малейшей усталости. Этот-то Дрон отказался выделить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз. На деревне у кабака была сходка, положили угнать лошадей в лес, а подвод не давать.
После похорон отца княжна заперлась в комнате и никуда ехать не хотела. Мадмуазель Бурьен принесла объявление французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали домов, и что им будет оказано покровительство. Княжна немедленно потребовала ехать. Мысль, что она, дочь князя Николая Андреевича Болконского, будет пользоваться благодеяниями французов, приводила в ужас и содрогание. Она чувствовала себя представительницей брата и покойного отца.
Дрон сказал:
— Лошадей нет. Какие под войска забрали, а какие подохли. Как бы самим с голоду не помереть.
— Да отчего ж ты не сказал, Дронушка? Выдай мужикам господский хлеб, я тебе именем брата разрешаю.
— Уволь ты меня, матушка, вели от меня ключи принять...
Через час Дрон и все мужики собрались у амбара. "Они вероятно думают, что я предлагаю им хлеб, чтобы они остались, а сама уеду, брошу их на произвол французов, — думала княжна. — Буду обещать им месячину в Подмосковной".
Крестьяне смотрели с одинаковым выражением.
— Много довольны вашей милостью, только брать нам господский хлеб не приходится... Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна... Вишь, научила, за ней в крепость иди! Дома разори, да в кабалу и ступай. Как же...
Княжна, опустив голову, повторила приказание, чтоб завтра были лошади, и ушла в дом. Она не думала о мужиках, зная, что не поймет их. Горе ее уже сделалось прошедшим, и она грустно вспоминала его, как картины смотрела.
Николай Ростов катался верхом с друзьями и Лаврушкой, пробуя новую лошадь. В Богучарово их встретили пьяные мужики и почтительный староста из Лысых Гор Алпатыч.
— Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал-аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднительном положении по случаю невежества этих лиц просит вас пожаловать... Грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения, так что с утра все уложено, и ее сиятельство не могут выехать.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале. Увидев русское лицо Ростова, она взглянула на него глубоким и лучистым взглядом, и заговорила дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас представилось что-то романическое в этой встрече. "Беззащитная, убитая горем девушка, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая странная судьба затолкнула меня сюда. И какая кротость, благородство в ее чертах и выражении..." Почтительно поклонившись, как кланяются только дамам царской крови, он разъяренный бросился к мужикам.
Алпатычу казалось, что неблагоразумно противоборствовать мужикам, не имея военной команды, но чем ближе Ростов быстро, твердо и решительно подходил к толпе, тем больше чувствовалось, что могут быть хорошие результаты.
— Кто у вас староста тут?
— На что вам? — спросил один мужик. Шапка слетела с него, и голова мотнулась от сильного удара.
— Шапки долой изменники! Где староста? Разговаривать! Бунт! Разбойники! Изменники! — не своим голосом орал Ростов. — Вяжи его! — Четверо стали вязать мужика и старосту. — Слушайте меня. Сейчас марш по домам, и чтоб голоса я вашего не слыхал.
Толпа стала расходиться и рассыпаться по деревне. Через два часа подводы стояли во дворе. Мужики оживленно выносили господские вещи.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, остался в деревне, ожидая выезда, а потом верхом провожал ее. В Янкове, в постоялом дворе он простился с нею почтительно и позволили себе поцеловать ее руку. Княжна благодарила его всем выражением сиявшего благодарностью и нежностью лица. Его добрые и честные глаза не выходили из ее воображения, и как только они расстались, она подумала, что полюбила его. Она утешала себя, что никто никогда этого не узнает, а во встрече видела волю провидения.
Когда Ростов вспоминал княжну, ему становилось весело. Друзья шутили, что он подцепил одну из самых богатых невест в России, а он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье не раз против его воли приходила к нему в голову. Он не мог желать жены лучше, эта женитьба сделала бы счастье графини, поправила дела его отца и даже сделала бы счастье самой княжны. Но Соня? И данное слово?
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру. Болконский приехал в Царево-Займище в тот самый день, когда делался первый смотр войскам. Он остановился у дома священника, где стоял экипаж главнокомандующего, и стал ожидать его. Подъехал гусарский подполковник, тоже ожидающий, они познакомились.
— Вы князь Болконский? Очень рад, подполковник Денисов, более известный под именем Васьки.
Андрей знал его по рассказам Наташи о первом женихе. Оба вспомнили Наташу, Денисов улыбнулся и пылко заговорил о плане кампании, который придумал во время отступления и хотел доложить Кутузову. В середине изложения появился Кутузов.
— А здравствуй, князь, голубчик, пойдем... Что отец? Царство ему небесное! Я его любил, уважал и сочувствую тебе всей душой. Пойдем, поговорим...
В это время Денисов, также мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, вошел на крыльцо и смело начал излагать свой план.
— Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер-интендант, как приходится? — спросил Кутузов. — А, дядя родной... Приятели были. Оставайся, голубчик, при штабе, завтра поговорим.
Он всех слушал только оттого, что у него были уши, но ничто его не удивляло и не интересовало. Он знал наперед все, что ему скажут, презирал и знание, и ум, и патриотическое чувство, но знал что-то другое, что решает дело.
Через полчаса Андрея позвали опять к Кутузову.
— Боюсь, я не гожусь больше для штабов, — сказал Андрей. — А главное, привык к полку.
— Жалею, ты мне нужен был, но ты прав. Иди с Богом своей дорогой, это дорога чести... Да, немало упрекали меня, а все приходит вовремя. Все хотят поскорее, а скорое на долгое выходит. Нужны не штурм и атака, а терпение и время. Верь моему слову, будут французы лошадиное мясо есть! Я тебе скажу что делать, и что я делаю. В сомнении — воздерживайся. Прощай, голубчик. Если что нужно, сразу ко мне.
Андрей вернулся к полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено. "У него не будет ничего своего, — думал он. — Он ничего не придумает, ничего не предпримет, но все выслушает, запомнит, поставит на место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что сильнее и значительнее его воли — неизбежный ход событий". Барклай де Толли все обдумывал основательно и аккуратно, как и следует каждому немцу. Пока Россия здорова, ей может служить чужой, а когда она в опасности, нужен свой, родной человек. Успех никогда не зависит от позиции, вооружения и даже числа, а от того чувства, которое есть в каждом солдате. Сражение выигрывает тот, кто твердо решил его выиграть.
После отъезда Государя из Москвы жизнь потекла прежним порядком. О днях патриотического восторга и увлечения напоминало только требование пожертвований. С приближением неприятеля москвичи делались легкомысленнее, как всегда бывает в толпе с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. Французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал на барке в Нижний. Вывели из Москвы все присутственные места. Во многих обществах было положено говорить только по-русски и те, кто ошибался, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, а спокойно ждал своей судьбы. Как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя имущество, беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что оставалось. Те, кто выезжал из Москвы в июле и августе, знали, что она будет взята. Первыми уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что жители Вены и Берлина, занятых Наполеоном, весело проводили время.
К 20 августа из Москвы уехали почти все знакомые Ростовых.
Пьер остался в опустевшей Москве. Две младшие княжны вышли замуж, старшая, которая жила с ним, уехала в Петербург. Поговаривали, что она немного влюблена в спасшего ее Николая. Приехав в Москву, княжна Марья нашла там племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им маршрут в Воронеж к тетушке. Впечатление о потере отца все сильнее чувствовалось в ней, она беспокоилась о брате, была озабочена воспитанием племянника и задавила в себе связанные с Ростовым личные мечтания и надежды. Она уехала.
В городе оставались одни Ростовы. Граф, как говорили, "дорожился", и никак не мог продать дом и подмосковную. Кроме того ждали Николая, переведенного в полк Пьера. К Ростовым Пьер не ездил. Для обмундирования полка пришлось продать одно имение, но чем хуже было положение его дел, тем Пьеру было приятнее.
По желанию Государя строили большой воздушный шар для погибели врага. На улицах пороли людей, обвиненных в шпионстве. Народ громко комментировал. При виде этих сцен Пьер решил отправиться к войску.
24 августа после обеда Пьер поехал из Москвы. Ночью, переменив лошадей в Перхушкове, он узнал что было сражение при Шевардинском редуте. Кто победил, никто не знал. Везде стояли и шли войска. Пьер испытывал новое приятное чувство, что вскоре пожертвует всем.
Французы шли от Смоленска к Гжатску. Жара стояла удручающая. Бешеные порывы ветра поднимали вихри пыли.
Со времени пожара Смоленска война шла "не по правилам", будто в поединке фехтовальщиков один из противников бросил шпагу и взял дубину. Одно из самых осязательных отступлений от правил войны — действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Военная наука принимает силу войск тождественною их численности. Здесь же люди нападают поодиночке и тотчас же бегут, а потом опять нападают, когда им представляется случай. Получается, что главное — дух. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя в наивыгоднейшие условия для драки. У французов в 1812 году дух войска упал так, что только масса сдерживала его вместе. У русских дух был поднят так, что отдельные лица не нуждались в принуждении, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.
Партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск. 24 августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова и следом стали учреждаться другие. Тогда партизаны боялись быть пойманными и почти не слезая с лошадей прятались по лесам.
25 августа утром Пьер выезжал из Можайска. Навстречу ехали раненые и здоровые солдаты, с удивлением смотрели на его белую шляпу и зеленый фрак. Первым знакомым лицом был доктор. Он сказал:
— Завтра сражение. На сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо, а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет.
Пьер думал: "Они умрут завтра, а удивляются на мою шляпу. Странно!"
Мужики-ополченцы в чистых рубахах работали на кургане, забавляясь новым военным положением. Впереди виднелись поля, леса, дымы костров, деревни, курганы — ничего похожего на поле сражения. Офицер показал вдалеке французов и наших. От Бородина прошло церковное шествие. Несли икону, вывезенную из Смоленска, и с того времени возимую за армией. Начался молебен. После Кутузов, Бенигсен и свита приложились к иконе. За ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, полезли солдаты и ополченцы. Кутузов сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно подстелил ковер. Его окружила огромная, блестящая свита. Икона тронулась дальше.
Появился Борис Друбецкой в длинном сюртуке и с плетью через плечо, как у Кутузова.
— Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен, я при нем состою и доложу. И милости прошу у меня ночевать, партию составим.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: Кутузова и Бенигсена, начальника штаба. В результате решительного сражения должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди неизвестно из каких партий, поэтому Борис находился в раздраженном оживлении.
К Кутузову подошел разжалованный рядовой ополченец Долохов. Он уже проекты подавал и в неприятельскую цепь ночью лазил.
— Ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне...
— Так... Так... — ответил Кутузов.
Потом Долохов обратился к Пьеру.
— Накануне дня, в который, Бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что жалею о недоразумениях, которые были между нами, и прошу простить меня.
Он обнял и поцеловал Пьера. Тот не знал чего ответить и улыбался, но тут граф Бенигсен предложил ехать с собою по линии.
Через мост они попали в село Бородино на строящийся редут, который потом назвали редутом Раевского или курганной батареей, и не обратили на него особого внимания. Потом они проехали через овраг на флеши, еще копаемые и стали смотреть на бывший еще вчера нашим Шевардинский редут, на котором виднелись Наполеон и Мюрат. Бенигсен много рассказывал и пояснял, но Пьер ничего ни понимал, ни тогда, ни потом. Несколько подразделений Бенигсен передвинул по своим соображениям, не сказав о том главнокомандующему.
Князь Андрей вечером лежал в разломанном сарая на краю расположения своего полка и чувствовал себя взволнованным и раздраженным. Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены, в голову приходили простые, ясные и потому страшные мысли. Возможность близкой смерти вдруг осветила всю жизнь холодным светом. Он живо представил отсутствие себя, и все вокруг казалось мрачным и угрожающим. За сараем послышались голоса, стук. Вошли офицеры, за ними Пьер, который споткнулся и чуть не упал прямо в сарай. В глазах Андрея была сухость и враждебность. Он не отпустил офицеров, предложил посидеть и напиться чаю. Андрей говорил о завтрашнем сражении.
— Кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение! Одно бы я сделал, если бы имел власть, не брал бы пленных. Они все враги мои и преступники, надо их казнить. Это изменило бы войну и сделало ее менее жестокой. А то мы играем и великодушничаем и ведем войну из-за пустяков. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни. Надо принимать ее строго и серьезно и отринуть ложь...
Было уже темно, когда князь Андрей прогнал Пьера, обнял и поцеловал, и непонятно было, злобно или нежно его лицо.
Наполеон 25 августа получил известия о неудаче войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы, и подарок от императрицы — портрет сына. Император был нежен и романтичен и продиктовал приказ: "Воины! Победа зависит от вас. Она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!" Весь день он провел на коне, осматривая местность и обсуждая планы, затем продиктовал диспозицию сражения, которая не была и не могла быть исполнена.
26 августа произошло Бородинское сражение. Ни для французов, ни для русских оно не имело никакого смысла. До него наши силы относились к французским как пять к шести, после — как один к двум. Наполеон потерял четверть армии и еще больше растянул свою линию. Оба полководца поступили непроизвольно и бессмысленно. Русские прошли много позиций, которые были лучше, и заняли ту, которая была не предвидена и не укреплена. Это было первое сражение, проигранное Наполеоном.
Когда Пьер проснулся, в избе уже никого не было. Ясно слышался гул пушек. С кургана толпа военных смотрела вперед. Везде двигались войска. Дымы и звуки выстрелов производили главную красоту зрелища. Пьер воодушевился, залез на лошадь и поскакал вперед за каким-то генералом, чувствуя что очки его спадают, и он не в силах отвести рук от гривы. Он впервые увидел раненых и убитых, притих и поехал за знакомым адъютантом к кургану Раевского. Пьер пошел на батарею, адъютант поехал дальше и больше они не виделись. Адъютанту в этот день оторвало руку.
Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно-радостной улыбкой смотрел вокруг. Постепенно чувство недоброжелательного недоумения к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, какое солдаты имеют к животным. Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю. К десяти часам человек двадцать унесли, две пушки были разбиты, но все были оживлены и веселы. Французы начали стрелять картечью. Пьер пошел куда-то, блеск большого огня ослепил его, он упал. Очнулся он на земле и в ужасе побежал обратно на батарею. В окопе были французы. Пьер инстинктивно вцепился в офицера, они смотрели друг на друга и думали, кто кого взял в плен? Пролетело ядро, они побежали в разные стороны. Началась атака, французов прогнали. Пьер бесцельно направился за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения. "Теперь они ужаснутся того, что сделали..." — думал он.
В начале августа Элен написала мужу, что вступила в единую истинную религию и просит исполнить все необходимые для развода формальности. Это письмо было принесено в дом Пьера, когда он находился на Бородинском поле.
Полк князя Андрея был в резервах, за два часа бездействия потерял двести человек и был двинут вперед. Не сходя с места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял еще третью часть людей. Все были молчаливы, мрачны и обращали внимание только на предметы посторонние, не имеющие отношения к сражению. Болконский получил ранение в живот, был доставлен в перевязочный пункт и сразу попал на операционный стол — один из трех в палатке. На одном столе лежал татарин и странно хрюкал, на другом — Анатоль Курагин. Болконский потерял сознание от боли. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны и рана перевязана.
После перенесенного страдания Андрей испытывал блаженство. Все лучшие счастливейшие минуты жизни, в особенности дальнее детство, представлялись воображению как действительность. На соседнем столе как женщина рыдал Курагин — ему только что отняли ногу. Андрей вспомнил о своей связи с этим человеком, и восторженная любовь и жалость к нему наполнили его счастливое сердце. Та любовь, которую проповедовал Бог и которой учила его княжна Марья, пришла к нему.
Главное действие сражения произошло между Бородином и флешами Багратиона. Никто не понимал, что делалось, все доклады были ложны, потому что в жару сражения невозможно сказать, что происходит, а обстоятельства все время меняются. Распоряжения отдавались, но в малой степени и редко приводились в исполнение. В сущности все движения войск не меняли их положения, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие по всему этому пространству.
Генералы Наполеона — Даву, Ней и Мюрат — несколько раз вводили в область огня стройные и огромные массы войск. Они возвращались расстроенными испуганными толпами, их становилось все меньше. Посылали подкрепления, но страшный размах руки падал волшебно-бессильно. Будто всегда счастливый и выигрывавший игрок рассчитал все случайности игры и почувствовал, что чем более обдуман ход, тем вернее он проигрывает. Что-то странное происходило, и все это чувствовали. Бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось Наполеону, и он ожидал их всех. Продолжалось убийство.
Кутузов не делал распоряжений, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему. Он следил за духом войска и руководил этой силой, насколько это было в его власти. В третьем часу атаки французов прекратились. Кутузов приказал объявить по линии, что завтра — атака.
Наполеон поспешно уехал со страшного поля сражения, покрытого трупами и ранеными.
Пламя сражения медленно догорало. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший смертельную рану, чувствовало свою погибель, но не могло остановиться. Так же не могло отклониться вдвое слабейшее русское войско.
У Анны Павловны Шерер в Петербурге был вечер, цветком которого было чтение письма Преосвященного, написанного при посылке Государю образа преподобного угодника Сергия. Новостью дня была болезнь графини Безуховой, происшедшая из неудобства выходить замуж сразу за двух мужей. Лечил ее итальянский доктор каким-то новым и необыкновенным способом.
Русские войска, отступив от Бородина, встали у Филей. Вокруг Кутузова собралась огромная толпа генералов. Разговоры держались в области общих вопросов, без шуток, смеха и улыбок. Все старались быть на высоте положения и в близости главнокомандующего. Из всех этих разговоров Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности. В два часа в лучшей избе вокруг мужицкого елового стола собрался совет, но до шести ждали Бенигсена и не начинали.
Бенигсен открыл совет вопросом:
— Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?
Кутузов заговорил:
— Такой вопрос не имеет смысла. Вопрос такой: "Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения?"
Выслушав всех, властью, врученной ему Государем и отечеством, Кутузов приказал отступление. Генералы расходились с торжественной и молчаливой осторожностью, как после похорон.
26 августа во время молебствия во дворце по случаю дня рождения Государя была воздана творцу благодарность за победу. Печальная сторона события сгруппировалась около смерти всем известного генерала — его все знали, Государь любил его, он был молод и интересен.
27 августа в Петербурге не получались известия из армии и общий голос стал тревожен. Графиня Елена Безухова скоропостижно скончалась. Князь Василий взялся было за итальянца, но тот показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Петя находился в полку Оболенского, Николай — где-то в армии и давно не давал о себе слуха. Граф для успокоения графини перевел Петю под Москву в полк Безухова, и он приехал 28 августа. От Николая пришло письмо из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми.
30 августа Пьер вернулся в Москву, по дороге узнав про смерть своего шурина и князя Андрея, и сразу же был вызван к графу Растопчину, который потребовал, чтобы Пьер прекратил общаться с масонами и немедленно уезжал из Москвы. Когда Пьер приехал домой, уже смеркалось. Отделавшись от посетителей, он распечатал и прочел письмо жены, не раздеваясь повалился на постель и тут же заснул.
К Ростовым пришли подводы для подъема из дома имущества. Вся Москва была в хлопотах и движении и заполнялась странными противоречивыми новостями. Ввозили и развозили тысячи раненых , тысячи подвод с жителями и имуществом выезжали в другие заставы. Десятки подвод с ранеными по приглашениям жителей заворачивали во дворы, заехали и к Ростовым по приглашению Наташи.
Петя с Наташей всем в доме надоедали и мешали, бегая и беспричинно хохоча. На дворе теснились мужицкие телеги. Графиня была в ужасе и всего боялась. У питейной конторы бушевала пьяная толпа, разбивала бочки. Все Ростовы и прислуга укладывали вещи, крича, споря и шумя бегали по комнатам и двору. Оставляли почти все дешевое, забирали только ценное, но к поздней ночи еще не уложились и отложили отъезд на завтра. В эту ночь в дом Ростовых привезли еще одного раненого. Это был Андрей Болконский. При смерти.
31 августа наступил последний день Москвы. Народ рассыпался по питейным домам и трактирам. Цены на оружие, золото, телеги и лошадей все возвышались, а на бумажки и городские вещи уменьшались. Когда Безухов проснулся, от Растопчина пришел полицейский чиновник узнать уехал ли граф Безухов. Человек десять ждали в гостиной. Пьер поспешно оделся, пошел на заднее крыльцо и оттуда в ворота и на Патриаршие пруды на квартиру покойного Иосифа Алексеевича Баздеева, куда его позвали принять книги. Вдова уехала в деревню, а остался только Макар Андреевич — пивший запоем полусумасшедший брат Баздеева. Пьер искал там успокоения от жизненной тревоги и тихого убежища. Его встретил старичок Герасим и провел в кабинет. В шкафу были рукописи и святыни ордена. Пьер посидел, посмотрел на них, приказал отпустить извозчика, попросил никому не говорить, кто он, и достать ему крестьянское платье и пистолет — он решил принять участие в предполагаемой народной защите Москвы. Весь остаток дня Пьер шагал из одного угла кабинета в другой. Вечером Герасим, не спрашивая даже и самого себя, для чего это нужно, принес кафтан и шапку, и они пошли покупать пистолет у Сухаревой башни.
Граф Ростов приказал не отказывать раненым, которые просятся ехать, все подводы решили отдать, а сундуки стали относить в кладовые. Наташа находилась в восторженно-счастливом оживлении. Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда, подводы с ранеными выезжали со двора. Коляска, в которой везли князя Андрея, ехала там же, но Наташа об этом не знала. Около Сухаревой башни прошел Безухов в кучерском кафтане с маленьким безбородым старичком, имевшим вид лакея. С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он.
Николай Ростов с величайшим удовольствием пребывал в командировке за ремонтом для дивизии в Воронеже. В городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и, как и во всем, что происходило тогда в России была заметна какая-то размашистость — море по колено. Николаю было весело и легко. Он купил тысяч семнадцать жеребцов, был приглашен на бал к губернатору и ухаживал за женой одного из чиновников. Его познакомили с теткой княжны Марьи, богатой бездетной вдовой Мальвинцевой, он узнал, что княжна в Воронеже и был приглашен, Губернаторша сказала:
— Это тебе точно партия. Хочешь, я тебя сосватаю? Я уверена, твоя maman благодарить будет.
— Я, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, — сказал Николай прежде, чем успел подумать о том, что говорит. — Maman меня давно хочет женить на богатой, но мне мысль противна жениться из-за денег. Но княжна Болконская, это другое дело. Она мне очень нравится и мне часто в голову приходило, что это судьба... Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, обещал жениться и женюсь на ней. Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи. Да пойдет ли еще за меня княжна? И она теперь в трауре...
— Да ведь у Софи ничего нет... Ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Нет, ты и Софи должны понять это. На все есть манера...
Москва была пуста, как домирающий, обезматочивший улей. По улицам никого почти не было, ворота и лавки были заперты, кое-где у кабаков слышались одинокие крики и пьяное пенье. Перед питейным домом на Варварке дрались. Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе, смотрел на Москву, ждал депутацию города и размышлял о том, сколь милостив и великодушен он будет. Стояла жаркая солнечная погода. Золотые купола и кресты дрожали в лучах солнца. Не дождавшись депутации, Наполеон подал сигнал и войска двинулись со всех сторон в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Наполеон остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступили в Москву и, не находя хозяев, разместились не как в городе на квартирах, а как в лагере. Оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до трети своей прежней численности, французы еще были стройным войском, но разошлись по квартирам и превратились в мародеров. Приказ за приказом отдавались французскими начальниками, но люди расплывались по пустому, обильному удобствами и запасами городу. Уже начались пожары.
До квартала, где жил Пьер, французы дошли только вечером. Когда Пьер понял, что Москву защищать не будут, он почувствовал, что должен остаться в ней, встретить Наполеона и убить его, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы. Он чувствовал потребность жертвы и страдания и неопределенное, исключительно русское презрение ко всему условному, искусственному, человеческому. Непривычная грубая пища, водка, отсутствие вина и сигар, грязное неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи держали Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.
Когда в доме появились французы, пьяный Макар Андреевич бросился на них с пистолетом, Пьер остановил его и заговорил по-французски, вопреки своему намерению. Учтивый и любезный капитан Рамбаль был истинно благодарен за спасение своей жизни, уверен, что Пьер — француз, но почему-то это скрывает. Пьер не смог уйти, побежденный его добродушием, и скоро, мучаясь сознанием своей слабости, пил с ним вино и беседовал о женщинах, Париже и императоре, потом переводил разговор француза с квартирьером виртембергских гусар, который изъяснялся только по-немецки. Прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Пьер и француз продолжали пить, капитан рассказал историю своих предков, детство, отрочество и возмужалость и перешел к пакостным любовным историям, в которых французы видят исключительную прелесть и поэзию любви. Пьер шамкающим ртом и масляными глазами, глядя куда-то вдаль рассказал и про свою женитьбу, и историю любви Наташи, все свои несложные отношения с ней и открыл свое имя. Поздно ночью они вместе вышли на улицу и смотрели на зарево. Пьер испытывал радостное умиление.
Часть французской гвардии пыталась потушить пожар поблизости от Кремля.
Поезд Ростовых стоял в Мытищах в двадцати верстах от Москвы. Граф и Соня смотрели на зарево, Наташа и графиня оставались в комнате. Петя ушел вперед со своим полком. Через три дома несмолкаемо стонал раненый адьютант Раевского. Графиня плакала. С тех пор, как Соня объявила ей о ране князя Андрея и его присутствии в поезде, Наташа находилась в состоянии столбняка. Пожар Москвы не имел для нее значения, она сидела неподвижно, уставившись глазами в угол печи. Что-то она задумывала и решала, но что, никто не знал.
Легли спать. Когда все заснули, Наташа босиком по сырой земле пошла в избу, где лежал князь Андрей. Она не знала зачем, но ей необходимо было видеть его. Он улыбнулся и протянул ей руку. Семь дней он находился почти в постоянном беспамятстве, горячечное состояние и воспаление кишок должны были унести его. В этот день он впервые понял где он и что с ним было.
Все силы его души действовали вне его воли, разнообразные мысли и представления одновременно владели им. "Мне открылось новое счастье, неотъемлемое от человека — счастье одной души, счастье любви... Сознать и предписать его мог только один Бог. Но как же Бог предписал этот закон? Почему сын..." Тихий, шепчущий голос неумолкаемо в такт твердил: "И пити-пити-пити и ти-ти", над ним воздвигалось странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок, и нужно было старательно держать равновесие, чтобы здание не завалилось. Но оно заваливалось и снова воздвигалось под звуки шепчущей музыки. "Не та любовь, которая любит за что-нибудь, для чего-нибудь или почему-нибудь... Все любить... Изо всех людей никого больше я не любил и не ненавидел, как Наташу... Ежели бы только еще один раз увидать ее..." Что-то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и он увидел живую Наташу перед собой на коленях.
— Вы? Как счастливо! Я вас люблю... Что простить? Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде...
С этого дня Наташа не отходила от раненого Болконского.
3 сентября в три часа утра пожар поблизости от Кремля возобновился с новой силой и уже не прекращался.
Пьер проснулся со стыдом и вспомнил, что сегодня убьет Наполеона. Оправив платье, он взял пистолет и собирался идти, но пистолет некуда было спрятать. Он взял купленный им вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал и спрятал под жилет. Москва горела с разных сторон. И русские, и французы с удивленьем смотрели на Пьера из-за большого роста, толщины, мрачной сосредоточенности. Он ничего не видел и не замечал, но вдруг услышал отчаянный плач женщины — в горящем доме остался ребенок, и он побежал его спасать. С ребенком на руках он увидел мародеров, сдиравших ожерелье с шеи армянки, отдал ребенка ближайшей женщине и бросился в драку. Под конец он почувствовал, что руки его связаны. Как крайне подозрительную личность, его поместили на гауптвахту под строгим караулом. Но и если б его не задержали, намерение его не могло быть исполнено, потому что Наполеон более чем за четыре часа до его выхода из дома проехал в Кремль.
В ночь с 4 на 5 сентября первый раз стало заметно холодней.
5 сентября заметно похолодало. Некоторые французы одевали бабьи шубы и наушники из овчины. Эти новые костюмы давали пищу смеху, но не были запрещены.
Пьера соединили с другими взятыми подозрительными — людьми самого низкого звания, которых должны были судить за поджигательство.
6 сентября Пьера вызвали на допрос, но никто не слушал его ответов, все они должны были привести к виновности.
На улицах грабежи и пожары. Грабили не только французы, но и русские. Московские дома обильно снабжены провизией, поэтому французские солдаты пьянствовали и потчевали проходящих. Много шампанского. Офицерам, желающим что-то иметь, приходилось покупать это у солдат, которые вытаскивали все из огня — это отчасти делало законным их грабеж.
В Воронеже к княжне Марье приехала губернаторша и заговорила о Николае Ростове. Все поднялось снова. В воскресенье после обедни приехал Ростов, и ей овладела какая-то новая сила жизни. Ее лицо преобразилось. Первый раз вся чистая духовная внутренняя работа выступила наружу, светилась в глазах, улыбке, каждой черте лица. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть высшей духовной жизни, он презрительно называл это философией, мечтательностью, но в княжне именно в печали он чувствовал неотразимую привлекательность. Он чувствовал, что она лучше чем все, которых он встречал до сих пор, и лучше чем он сам. Разговор был самый простой и незначительный.
7 сентября Александр получил через Ярославль краткое донесение графа Растопчина о том, что Кутузов решил оставить Москву. На следующий день в голове императора заметили несколько седых прядей.
В Москве шел дождь. Пожар продолжался, но слабо, так как осталось десятая часть домов. Отдан приказ прекратить грабежи; солдаты должны возвратиться к своим полкам.
8 сентября пленных повели на второй допрос к маршалу Даву, известному своей жестокостью. Пьер открыл свое имя, вспомнил Рамбаля и пытался доказать, что он не шпион. В это время вошел адьютант, что-то доложил Даву, тот вроде забыл о Пьере и велел его увести, а куда Пьер не знал.
Пленных подвели к огороду, на котором была вырыта большая яма и стоял столб. Преступников поставили по известному порядку, с двух сторон ударили барабаны. Французы совещались как стрелять — по одному или по два, торопились окончить необходимое, но неприятное дело. Двум крайним завязали глаза, надели мешки и привязали к столбу. Треск, грохот, дым. Повели других двух. Пьер отвернулся. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером — одного. Всех остальных привели только присутствовать при казни. Яма была засыпана. Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой разоренной и загаженной церкви.
Вечером караульный унтер-офицер с двумя солдатами объявил Пьеру, что он прощен и поступает в бараки военнопленных. Его привели в построенный из обгорелых досок, бревен и тесу балаган. Там было двадцать три пленных солдата, три офицера и два чиновника. В темноте они окружили его, говорили что-то, но он не понимал слов. С той минуты, как он увидел убийство, в нем уничтожилась вера в благоустройство мира, в человеческую душу и в Бога. Мир завалился в его глазах, остались одни бессмысленные развалины. Он сел у стены на солому и бессмысленно смотрел вокруг.
Рядом сидел маленький солдат апшеронского полка Платон Каратаев. Ему было около пятидесяти, но он был молод и силен, не знал, что такое усталость и болезнь. Стоило ему лечь, чтобы тотчас заснуть, стоило встряхнуться, чтобы тотчас взяться за дело. Он все умел не очень хорошо, но и не дурно, и всегда был занят. Он угостил барина картошкой и заговорил:
— Не тужи, час терпеть, а век жить... Что ж это, барин, вы в Москве-то остались?.. Меня в воскресенье взяли из гошпиталя, от лихорадки умирал... Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Да червь капусту гложет, а сам прежде того пропадает, так-то старички говаривали. Не нашим умом, а божьим судом... Как же у вас, барин, и вотчины есть?.. И хозяйка есть?.. Мы все судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету...
Пьер долго не спал, прислушиваясь к храпению Платона, и чувствовал, что разрушенный мир на каких-то новых основах воздвигается в его душе.
Несмотря на то, что большинство населения Москвы исчезло, находилось достаточно желающих прислуживать французам и получать в награду вещи, которыми те пренебрегали. Многие французы находили женщин, которые входили в их жилища хозяйками и расточали то, что уцелело от огня. матери предлагали своих дочерей.
В Петербург приехал помещик из Москвы и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам, а потом поступило и донесение об этом от графа Растопчина. Государь послал Кутузову рескрипт: "Князь Михаил Илларионович! С двадцать девятого августа не имею я никаких известий от вас... молчание ваше усугубляет мое удивление..."
11 сентября в Петербург приехал посланный Кутузова с официальным известием об этом.
Ростов в Воронеже предоставил себя той власти, которая непреодолимо влекла его куда-то. Он знал, что обещав Соне, высказать свои чувства княжне было бы то, что он называл подлостью. И знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал также, что отдаваясь во власть обстоятельств и людей, он не только не делает ничего дурного, но и делает что-то очень важное. Прежние удовольствия потеряли для него всю прелесть, он часто думал о княжне Марье, но представить себе супружеской жизни с ней не мог. Мечтания о Соне имели в себе что-то веселое, игрушечное, но думать о княжне Марье было трудно и немного страшно.
14 сентября в Москве шел снег и тут же таял.
В Воронеже получили страшное известие о Бородинском сражении и потере Москвы. Княжна Марья собралась ехать отыскивать князя Андрея. Николаю все вдруг стало скучно, совестно и неловко. Пришли письма от матери и Сони. Соня писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества в Москве, не раз высказываемое желание, чтобы Николай женился на Болконской, и его молчание и холодность в последнее время заставили ее решиться отречься от его обещаний и дать ему свободу. В письме от графини описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и состояние князя Андрея, за которым ухаживали Соня и Наташа. С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье и вдруг сблизился с ней в почти родственные отношения.
Письмо Сони к Николаю было написано из Троицы. Жизнь ее становилась все тяжелее, графиня делала оскорбительные и жестокие намеки, а потом вдруг обратилась с мольбой, чтобы Соня пожертвовала собой и разорвала связи с Николаем. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони, но прежде она этим становилась более достойной Николая, которого любила больше всего в жизни. Теперь нужно было отказаться от того, что составляло всю награду. Она решила не освободить, но напротив, связать себя с ним. Появление князя Андрея дало ей надежду, что он и Наташа снова полюбят друг друга и тогда Николаю, вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне. И письмо она написала только потому, что поверила в это.
Душу княжны Марьи наполняла любовь к Ростову, она сделалась нераздельной частью ее самой, и она не боролась более против нее. Она убедилась, что любима и любит первый и последний раз в жизни. Николай ни одним словом не намекнул, что в случае выздоровления князя Андрея прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна видела по его лицу, что он знал и думал это. Княжна была счастлива и спокойна, но это не мешало ей чувствовать горе о брате, она тотчас собралась ехать к нему и в несколько дней собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали мадмуазель Бурьен, семилетний Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею. Путь был очень длинен, труден и даже опасен. все были удивлены ее твердостью духа.
19 сентября французам в Москве заплатили жалованье, треть — бумажными рублями. Они не знали, что с ними делать.
28 сентября княжна Марья подъезжала к Ярославлю. Волнение княжны достигло крайних пределов.
Ростовы стояли в доме купца Бронникова. Андрей был все в том же положении. Княжна вбежала в дом, с ней разговаривали, хвалили племянника, не пускали к Андрею. Вбежала Наташа, которая в давнишнее свидание так не понравилась ей. Но сейчас Марья сразу поняла, что это ее искренний товарищ по горю, обняла и заплакала на плече. Они посидели немного, чтобы войти к Андрею со спокойными лицами. Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло. Доктор боялся антонова огня, но и эта опасность миновала. В Ярославле рана стала гноиться, сделалась лихорадка. Доктор говорил, что это не так опасно, но два дня тому назад он вдруг смягчился. Это была последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу.
Князь Андрей все время думал о жизни, смерти и любви. "Любовь мешает смерти. все существует, я все понимаю только потому, что я люблю. Любовь есть Бог, и умереть значит мне вернуться к общему и вечному источнику... Смерть — пробуждение". Два дня назад он почувствовал освобождение прежде связанной в нем силы и странную легкость. Когда Наташа и княжна вошли, он лежал на диване, худой и бледный, и княжна Марья вдруг почувствовала себя виноватой, что живет и думает о живом. В его словах, тоне и холодном, почти враждебном взгляде чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он не понимал живого, но понимал что-то другое, что поглощало его всего. Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно. Желая сделать им что-то приятное он сказал:
— А ты встретилась с графом Николаем?.. Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо... чтобы вы женились.
Эти слова доказали княжне, как страшно он далек от всего живого. Привели Николушку. Он испуганно смотрел, молчал. Андрей поцеловал его, но не знал, о чем говорить. Мальчика увели, Марья заплакала. Князь понял, что она плачет о том, что Николушка останется без отца и думал: "Им это должно казаться жалко! А как это просто! Птицы небесные не сеют, не жнут, но отец ваш питает их... Все эти чувства, которыми они дорожат, все мысли, которые кажутся так важны, они — не нужны..."
Николушке было семь лет. Он едва умел читать и ничего не знал, но все понял. С этого дня он избегал гувернера, ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко и застенчиво ласкался к княжне Марье и Наташе. Княжна не говорила больше с Наташей о спасении жизни Андрея, чередовалась с нею у его дивана и беспрестанно молилась.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но чувствовал, что уже умер наполовину. Прежде он боялся конца, теперь не боялся смерти и не думал о ней, а все больше отрекался от земной жизни. Все, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить. В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал Наташе, что, ежели бы он был жив, он благодарил бы вечно Бога за свою рану, которая свела его опять с нею. С тех пор они никогда не говорили о будущем.
29 сентября Пьер был все еще в плену. Французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, но он остался в том, куда поступил с первого дня. Те его свойства, которые в свете были для него стеснительны — сила, пренебрежение к удобствам, рассеянность, простота — здесь давали ему положение почти героя. Французы звали Пьера "господин Кирил". Капитан почасту и подолгу беседовал с ним и оказывал всякого рода снисхождения, как человеку образованному и благовоспитанному.
Последние дни и часы князя Андрея прошли обыкновенно и просто. Княжна Марья и Наташа не плакали, не говорили про него между собой и ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за его телом. Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно опускался от них куда-то, и обе знали, что это так должно быть, и это хорошо. Его исповедовали и причастили, сказали благословить сына, и он исполнил требуемое. Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили прощаться и плакали. Наташа и княжна Марья плакали тоже от благоговейного умиления перед таинством смерти.
Когда умирает любимый человек, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит. После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Все раздражало рану и нарушало необходимую тишину. Только вдвоем им казалось не оскорбительно и не больно. Признавать возможность будущего, как и говорить об умершем, казалось им оскорблением его памяти. Но чистая, полная печаль также невозможна, как чистая и полная радость.
***
После Бородинского сражения русская армия пошла по Калужской дороге к Тарутинскому лагерю. Маневр этот, считаемый гениальным подвигом, произошел из бесчисленного количества разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда совершился и стал прошедшим. Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, не видя за собой преследования, подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия. И без начальников армия пошла бы туда же.
В Петербурге еще до получения известия об оставлении Москвы был составлен подробный план всей войны, одобрен штабом и принят к исполнению. Для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, чтобы следить за действиями Кутузова и доносить о них. Обновился весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного Барклая. Продолжалась вражда Кутузова с Бенигсеном.
2 октября казак Шаповалов подстрелил зайца, погнался за ним, наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей и, смеясь, рассказал об этом товарищам. Хорунжий сообщил командиру, тот — штабному генералу. Кутузов уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что считал бесполезным и вредным — благословил свершившийся факт, назначил наступление на пятое октября.
4 октября Кутузов подписал диспозицию, составленную Толем. Все генералы были на балу у генерала Кикина, и Ермолов получил ее только в девятом часу вечера.
5 октября утром Кутузов встал с неприятным сознанием того, что должен руководить сражением, и отправился к месту сбора наступающих колонн. По дороге он миновал кавалеристов из колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. Проехав дальше, он увидел пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей, с дровами и в подштанниках. Офицер доложил, что никакого приказа о наступлении не было. Трясясь и задыхаясь, придя в состояние бешенства, Кутузов напустился на старших офицеров. Скоро силы его ослабели и, чувствуя, что много наговорил нехорошего, он сел в коляску и молча уехал назад.
Во французском плену в бараках была драка между русскими и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей, и те, и другие были довольны — иначе худо бы кончилось. Капрал, по-домашнему расстегнутый, в колпаке рассказал, что почти все войска выступают и нынче должен быть приказ и о пленных.
6 октября рано утром Пьер вышел из балагана и играл с собачонкой. Он не казался уж толст, хотя имел вид крупности и силы, отросли борода и усы, наполненные вшами волосы курчавились шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно-готовое. Прежняя распущенность исчезла. Ноги его были босы. Он нашел здесь спокойствие и довольство собой, которых долго искал в филантропии, масонстве, светской жизни, вине, геройском подвиге самопожертвования и романтической любви к Наташе. Страшные минуты, которые он пережил во время казни, смыли в его голове прежние тревожные мысли и чувства о России, политике, войне и Наполеоне. Все это не касалось его. Несомненным и высшим счастьем человека представлялись ему отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и свобода выбора занятий, то есть образа жизни. Он забыл, что избыток удобств жизни уничтожает счастье удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора делает его неразрешимо трудным. Все мечтания его стремились к тому времени, когда он будет свободен.
Вечером русские войска собрались в назначенных местах и ночью выступили. Перед зарею перебежчик из французского лагеря сказал графу Орлову-Денисову, где ночует Мюрат, и повел туда генерал-майора Грекова с двумя казачьими полками. Но граф Орлов вдруг решил, что перебежчик обманщик, Грекова воротил и начал атаку на французский лагерь. Все, что было в лагере, неодетое, бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало. Казаки добрались до добычи и пленных, и их нельзя было сдвинуть с места, а то бы они взяли и Мюрата и все, что там было. Взято было тысяча пятьсот пленных, тридцать восемь орудий, знамена, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Французы понемногу опомнились и принялись стрелять.
Пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, пришли не туда, куда полагалось по диспозиции. Толь старательно скакал с места на место, везде находил все навыворот и набросился с упреками на Багговута — старого боевого, спокойного генерала. Тот неожиданно тоже пришел в ярость, вывел дивизию под выстрелы и был убит одной из первых пуль. Дивизия его простояла несколько времени без пользы под огнем.
С фронта другая колонна должна была напасть на французов. При ней был Кутузов, он знал, что ничего, кроме путаницы, из этого не выйдет и удерживал войска. С Ермоловым он не говорил еще со вчерашнего дня. Он приказал наступленье, когда ему доложили, что войска Мюрата отступают, но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло в том, что сделали войска Орлова-Денисова, остальные лишь напрасно потеряли несколько сот людей. Трудно придумать исход сражения, более целесообразный чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и ничтожных потерях был сделан переход от отступления к наступлению, обличена слабость французов и дан толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начала бегства. Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие по чинам тоже много приятного. Были сделаны и новые перемещения в штабе.
После известия о Тарутинском сражении и перехвате обозов по Смоленской дороге, войска побежали, захватив все награбленное. Наполеон тоже увозил с собой собственные сокровища. Он ужаснулся, увидав обоз, но не велел сжечь все лишние повозки, сказал, что они употребятся для провианта, больных и раненых.
Наполеон выехал из Москвы, но оставил в городе маршала герцога Тревизского, который должен был ждать в Кремле результатов битвы. Наполеон еще лелеял надежду вернуться в Кремль, но на случай, если бы ему это не удалось отдал приказ маршалу взорвать дворец.
Движение французов началось в ночь с 6 на 7 октября: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы. Много пришлось бросить экипажей и повозок.
7 октября с раннего утра город кишел евреями и русскими крестьянами — они покупали то, чего французы не могли унести с собой и подбирали то, что они выбрасывали на улицу.
В семь часов утра конвой французов стоял перед балаганами. Все были готовы, одеты, обуты и ждали только приказания выходить. Раздался треск барабанов. Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных. Тридцать пленных офицеров отделили от трехсот солдат и велели идти вперед. Пленные офицеры были все одеты намного лучше, чем Пьер и смотрели на него с недоверчивостью и отчужденностью. Один ворчал и сердился, другой делал предположения, куда их ведут теперь. Чиновник высматривал сгоревшую Москву и громко сообщал свои наблюдения. В Хамовниках у церкви лежал мертвый человек, лицо его было вымазано сажей. Конвойные ругались. Велено было пристреливать отстающих. В Москве не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, но это была та же Москва.
Выйдя к провиантским магазинам, пленные попали в середину огромного артиллерийского обоза корпуса Даву, перемешанного с частными повозками. С моста открылись бесконечные ряды других обозов. Со всех сторон экипажи и люди все больше стеснялись. В трех колясках между зарядными ящиками ехали разряженные женщины. Люди и лошади будто гнались какой-то невидимой силою. Все они стремились скорей пройти, на лицах было общее молодечески решительное и жестко-холодное выражение. Вечером пленные вышли на Калужскую дорогу.
Остановились, когда солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на другие, люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны, испытывали чувство неприятного пробуждения от поспешности и стремительного движения. Личное озлобление против каждого из пленных заменило прежде дружелюбные отношения. На этом привале первый раз мясная пища пленных была выдана кониною. Как бы в отпор ухудшающемуся положению пленные были оживленны и веселы, не говорили о настоящем.
***
Наполеон послал к Кутузову еще парламентера с письмом, обманчиво означенным из Москвы. Кутузов сказал, что о мире и речи быть не может, но не считал нужным никакого наступления. Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова получили донесение о том, что дивизия Брусье, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры требовали деятельности, пришлось послать небольшой отряд в Фоминское. Как раз в тот момент французское войско без причины повернуло и стало входить туда, где прежде стоял один Брусье. Сообщили в штаб.
Кутузов знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено — само упадет, когда созреет. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, но смертельно или нет — был еще не разъясненный вопрос. Нужны были доказательства, надо было ждать, а он становился все нетерпеливее. Вошли. Рассказали известия.
— Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей... Спасена Россия.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается в том, чтобы удерживать войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Он везде отступает, но неприятель бежит в противную сторону. Ничто не мешало Наполеону идти в богатые полуденные губернии, но его армия в себе несла неизбежные условия гибели, как бы химические условия разложения. Каждый желал одного — выпутаться лично как можно скорее из безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Огромная масса французов притягивала к себе отдельные атомы людей. Ближайшей целью был Смоленск. Каждый желал сдаться в плен и избавиться от ужаса и несчастий, но нельзя корпусу сдаться в плен роте. Французы пользовались всяким удобным случаем, чтобы отделаться друг от друга, но предлоги редко случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности, но от Москвы до Вязьмы без всякого сражения растаяла треть войска.
Из русских начальников никто не понимал этого, кроме Кутузова. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, опрокинуть французов и требовали наступления. Сколько ни старался Кутузов удержать войска, они атаковали, стараясь загородить дорогу. С музыкой и барабанным боем они ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей, но никого не отрезали и не опрокинули. Французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, двигаться к Смоленску.
Петя Ростов был очень счастливым ординарцем в большом отряде. 21 октября его генерал выразил желание послать кого-нибудь в отряд Денисова. Петя так жалостно просил, что ему разрешили поехать, но запретили участвовать в действиях. Всю дорогу он готовился к тому, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя просиял, покраснел от радости, начал рассказывать про свои подвиги и попросился остаться до завтрашнего дня. Двое из больших отрядных начальников — поляк и немец — предложили Денисову соединиться, чтобы напасть вместе, но он намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова же было двести человек, у Долохова могло быть столько же. В привезенной Петей бумаге повторялось требование генерала немца присоединиться для нападения на транспорт.
— Ежели мы его завт'га не возьмем, они у нас из-под носа выг'вут, — заключил Денисов.
22 октября Денисов со своей партией следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных. Был осенний, теплый, дождливый день. Бородатый Денисов с образом Николая-чудотворца на груди, казачий эсаул Ловайский и молодой офицер ехали на лошадях за проводником. От Долохова до сих пор не было известий, посланный взять языка не возвращался.
С того места, на котором остановился проводник, были видны французы. Раздались шум и крики, от лагеря бежал пластун Тихон Щербатый, которого посылали языка взять. Этот мужик пристал к партии по своей воле, сначала исправлял черную работу, но скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Денисов стал брать его в разъезды и зачислил в казаки. Пикой и топором он владел, как волк зубами, никто больше его не открыл случаев нападения, не побрал и не побил французов. Когда Денисов вернулся в лагерь, он обратился к Тихону:
— Где пропадал? Зачем ты днем полез, скотина! Ну что, не взял?
— Взял на зорьке еще, да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму. Что серчать-то? Вот дай позатемнеет, я тебе троих приведу.
Петя понял, что Тихон убил человека, и ему сделалось неловко, но только на мгновение. Сидя вместе с офицерами за столом, он находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем и уверенности во всеобщей любви к себе. Он угощал их изюмом, подарил кому-то свой ножик и кофейник, позвал к костру пленного француза-барабанщика, чтобы ему не одиноко было, и размышлял, как бы дать ему денег. Приехал имевший вид чопорного гвардейского офицера Долохов и собрался отправиться в лагерь французов "посмотреть". Петя вызвался ехать с ним. Много рассказывали о храбрости и жестокости Долохова с французами. Пленных он не брал.
— Поймают меня и тебя, с твоим рыцарством, — говорил он Денисову, — все равно на осинку.
Одевшись во французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на просеку. Часовой окликнул их, Долохов ответил по-французски, не укорачивая хода лошади, обругал часового и шагом поехал в гору. С обеих сторон дороги звучал французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Офицерам он сказал, что догоняет с товарищем свой шестой полк, отдал лошадей солдату, на корточках присел у костра и спросил, насколько безопасна дорога от казаков впереди. Потом он принялся выспрашивать сколько людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных, закончив разговор, встал и кликнул солдата с лошадьми. Петя с испугу не мог говорить не слова. Послушали разговоры русских пленных у костров, миновали часового и выехали в лощину, где дожидались казаки.
— Вы такой герой! Как я вас люблю, — сказал Петя.
Долохов засмеялся и уехал. Петя не мог заснуть, ходил по лагерю, попросил казака заточить саблю и заснул прямо на улице, чувствуя себя в волшебном царстве, в котором все возможно.
В полдень Пьер шел по грязной, скользкой дороге, глядя на ноги и неровности пути. Ему казалось, что он ни о чем не думает, но что-то важное и утешительное думала его душа. Вдруг пленных сбили в кучу, столкнули с дороги; конвойные построились. Проехали сытые конвойные, прогремела карета цугом, Пьер мельком увидел лицо маршала. Когда пленные тронулись, больной Каратаев отстал и его пристрелили. Завыла собака. Пьер продолжил вычисление, сколько переходов осталось до Смоленска.
Кавалеристы, пленные и обоз маршала остановились в деревне. Все сбилось в кучу у костров. Пьер думал во сне: "Жизнь есть все. Жизнь есть Бог. Труднее и блаженнее всего любить жизнь в своих безвинных страданиях. Каратаев..."
23 октября. Рассвело. Разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов велел Пете слушаться и никуда не соваться и во все время переезда ехал молча. Петя весь дрожал. Как только раздались топот и крики, он ударил лошадь, выпустил поводья и поскакал вперед. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы одни бросали оружие, другие бежали под гору к пруду. Петя странно и быстро махал обеими руками, сползал с седла на одну сторону, тяжело упал на мокрую землю. Пуля пробила ему голову. Убит.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым пленных был Пьер Безухов. Эта партия пленных находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми вышла из Москвы. Половину обоза с сухарями отбили казаки, другая уехала вперед. Пешие кавалеристы исчезли. Артиллерия заменилась огромным обозом маршала Жюно. Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги. Из трехсот тридцати пленных оставалось около ста. Все, кто мог идти, шли вместе. Пьер думал, что нет на свете ничего страшного, что раньше он был не более свободен чем теперь, когда его запирали на ночь конюшню. Мучали его только босые, стертые, заструпелые ноги. Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них погибли так. Чем труднее становилось положение, тем радостнее и успокоительнее делались мысли, воспоминания и представления.
Перед восходом его разбудили выстрелы и крики. Гусары и казаки окружили пленных, предлагали одежду и хлеб. Пьер рыдал, обнял первого подошедшего к нему солдата и целовал его. Он видел труп Пети Ростова, узнал что князь Болконский был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле в доме Ростовых. Денисов между разговором упомянул о смерти Элен. Все это казалось ему странно, он не мог понять значения этих известий и хотел поскорее уехать из этих мест.
Долохов смотрел на обезоруженных французов холодным, стеклянным, ничего не выражающим взглядом и говор их замолкал. Денисов, сняв папаху, шел позади казаков, несущих к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
28 октября Наполеон прибыл в Смоленск. Начались морозы. Бегство французов получило более трагический характер. Из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть, из них только пять выбыло в сражениях. В той же пропорции французская армия уничтожалась от Москвы до Вязьмы и далее до Смоленска, до Березины, до Вильны. После Вязьмы французы вместо трех колонн сбились в кучу и так шли до конца. В Смоленске они четыре дня убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше по прямой дороге без маневров и соображений. Писались приказы, письма, рапорты, но ничто не исполнялось. Каждый думал о том, как бы скорее уйти и спастись.
Часто, думая что они уходят, французы набегали прямо на русских. Неожиданно увидев врага, они приостанавливались, но потом опять бежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Сведения о положении обеих армий не поспевали вовремя. Впереди бежал император, потом короли, потом герцоги. Шедший последним Ней с десятитысячным корпусом прибежал в Оршу к Наполеону с тысячью человек. На Березине замешались, многие потонули, но кто перебрался через реку, побежали дальше. Русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами. Цель отрезать Наполеона с армией существовала в воображении десятка людей, но была бессмысленна и достижение ее было невозможно.
После столкновения войск при Вязьме до Красного сражений не было. Бегство было так быстро, что русская армия не поспевала за французами. Дурно обутые, полуголодные, без полушубков люди русского войска были так измучены, что потеряв ранеными и убитыми не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия уменьшилась в численности на пятьдесят тысяч. Каждый день выбрасывалось из войска все, что начинало унывать или слабеть. Пройти оставалось в два раза больше, чем было пройдено. Но отсталые больные у французов оставались в руках врага, а русские — у себя дома. Вся деятельность Кутузова состояла в том, чтобы не останавливать гибельного для французов движения, а содействовать ему и облегчить движение своих войск. Путь французов был неизвестен. Только следуя на некотором расстоянии можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы.
Генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, казалось, что самое время давать сражения и побеждать. Под Красным наткнулись на Наполеона с шестнадцатью тысячами. Там с 5 по 8 ноября обмороженных, закоченевших и голодных французов добивали измученные русские. Все, как всегда делалось не по диспозиции. Взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую-то палку, которую называли маршальским жезлом, и только жалели, что не взяли Наполеона. С половиной пленных не знали, что делать, и они гибли от голода и холода. Нельзя было отнять хлеб и платье у раздетых, голодных солдат.
После окончания сражения к костру пятой роты возле самого леса вышли два спрятавшихся в лесу француза — Рамбаль и его денщик Морель. Денщик выпил водки, наелся каши, пришел в странно возбужденное состояние и начал петь. Шутник-песенник подпевал ему, в действительности перенимая напев. Замерзшего Рамбаля понесли к полковнику в избу греться.
***
Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. Подчиненные не воспринимали его серьезно, за спиной подмигивали и на каждом шагу старались обманывать. Он никому не противоречил, беспрестанно произносил бессмысленные вещи — первые, которые ему приходили в голову, — но все его действия вели к одной и той же цели — направить все силы для столкновения с французами, победить их, изгнать из России. Наполеон, никогда и нигде не высказавший человеческого достоинства, для историков — предмет восхищения и восторга. Кутузов же, необычайный пример сознания в настоящем будущего значения события, представляется им чем-то неопределенным и жалким.
Переход через Березину 14—16 ноября не был решительным эпизодом кампании. Бедствия французов там сгруппировались в трагическое зрелище, но бедствия были менее гибельны для французов, чем Красное. Были прорваны мосты, толпа под влиянием силы инерции бежала вперед, в мерзлую воду. По поводу Березины был составлен в Петербурге план, который не осуществился, дурное отношение к Кутузову и штабные сплетни дошли до высших пределов. То, что говорил Кутузов об отсутствии сапог и провианта, было так просто, а все, что они предлагали было так сложно и умно, что очевидно было для всех, что он глуп и стар. Кутузов выслал Бенигсена из армии в Калугу. Великий князь Константин Павлович приехал доложить о недовольстве императора за слабые успехи войск и медленность движения. Кутузов тотчас же понял, что время его кончено.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно, где два раза за свою службу был губернатором. Он нашел старых друзей и воспоминания, отвернулся от военных и государственных забот и погрузился в ровную привычную жизнь. В Вильне Кутузов, в противность воле Государя, остановил большую часть войска.
6 декабря Александр основал Библейское общество, отделение великобританского библейского общества. В этом году император впервые прочитал Евангелие.
7 декабря Государь со свитой выехал из Петербурга и 11 декабря приехал в Вильну. Оставшись наедине с фельдмаршалом он высказал ему неудовольствие и сообщил соображения о будущем походе за границу. Когда Кутузов вышел из кабинета, граф Толстой наградил его Георгием первой степени. На другой день был по этому поводу обед и бал, которые Государь удостоил своим присутствием, но неудовольствие его против Кутузова было известно каждому. Он считал, что война не окончена, а Кутузов говорил, что ее продолжение ухудшит положение России. Фельдмаршал старался доказать невозможность набрания новых войск, говорил о тяжком положении населения и возможности неудач и представлялся помехой.
***
В декабре княжна Марья получила письма от родных, Николенька начал кашлять, Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и советами переехать в Москву, где дом требовал небольших починок. Наташа оставалась одна и с тех пор, как Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее. Княжна пригласила ее с собой, мать и отец радостно согласились, но Наташа отказалась. Большую часть времени она сидела одна и смотрела в одну точку — туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. Уединение изнуряло, мучило ее, но было ей необходимо.
Пришло известие о смерти Пети. Услышав страшный, грубый крик матери, Наташа забыла себя и свое горе. Она думала, что жизнь ее кончена, но любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни — любовь — еще жива в ней. В бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что может жить, когда убит ее любимый мальчик, спасалась в мире безумия. Наташа не спала и не отходила от нее. На третью ночь графиня впервые начала тихо плакать. Три недели Наташа безвыходно жила при ней, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила и не переставая говорила с ней.